Изменение социально-классового состава правящей партии в СССР в годы перестройки (1985-1991 гг.) (2)

Ю.А. Пермяков

Часть 1. Часть 2.

Вместе с тем, отток рабочих из партии не мог не вызвать дискуссии о социальной базе партии, о том, на кого ей следует опираться в своей деятельности, интересы каких социальных групп выражать. Беспокойство по поводу утраты партией признания среди рабочих высказывалось и на высоком партийном уровне, и в низовых ее звеньях. «Правда такова, что у нас уже складывается около 12 партий, – говорил Горбачев в марте 1990 г. на Политбюро ЦК и ставил прямые вопросы: «какова социальная база партии, где место рабочего класса, каково отношение партии к возможности возрождения капитализма»[1].

В письмах с мест высказывались полярные предложения: то снять все ограничения при приеме в партию и расстановке руководящих кадров, то активнее выдвигать на выборные должности людей от станка, вплоть до Центрального Комитета партии и даже Политбюро. Вновь заговорили о т.н. «политическом завещании» В.И. Ленина и его предложении значительно увеличить представительство рабочих в высших органах партии. Уже в ходе работы 28 съезда КПСС среди делегатов было распространено обращение группы рабочих и крестьян – участников съезда. Авторы выражали «серьезную озабоченность» низким представительством рабочих и крестьян не только на съезде, но и в Советах всех уровней и предлагали увеличить представительство рабочих и крестьян в центральных выборных органах партии не менее 50% их состава, создать в структуре ЦК комиссию по деятельности партии среди рабочих и крестьян, в которую, кроме рабочих, избранных в состав ЦК, включить рабочих и крестьян – участников съезда, готовых в ней работать[2]. Вносились предложения снова закрепить на предстоявшем 28 съезде положение о классовом характере партии, включиться в процесс самоорганизации рабочего движения.

Но руководство партии до конца ее дней занимало двойственную позицию: с одной стороны, в партийных документах проводило идею представительства и защиты интересов «рабочего класса и всех трудящихся», с другой стороны, продолжало держаться за «консолидирующую роль» «общенародной» партии. 26 февраля 1991 г., за полгода до запрета партии, Секретариат ЦК КПСС запишет в своем постановлении: «важно внимательно изучать процессы, происходящие в рабочем и крестьянском движении, практическими делами реагировать на критику, касающуюся слабого представительства рабочих и крестьян в Советах, выборных органах партийных и других общественных организаций, брать на себя заботы об отстаивании их политических и экономических прав, если они ущемляются. Требуется продумать методы партийного влияния на людей, занятых в кооперативах, на фермеров»[3].

Как сообщал орготдел ЦК КПСС, на зональных совещаниях секретарей первичных партийных организаций в 1991 г. отмечалось, что «проблема взаимоотношений партийных организаций и трудовых коллективов все больше становится производной от взаимоотношений КПСС и рабочего движения, которое в ряде мест попало под влияние деструктивных сил». В который раз «подчеркивалась необходимость большей ориентации партии на политические и экономические проблемы рабочего класса» [4]. Но даже в плане-схеме новой Программы партии, так и не принятой в силу запрета КПСС, содержался раздел «Многообразие интересов общества – в программу действий партии», в котором составители собирались «интегрировать» «прогрессивные» интересы едва ли не всех социальных групп, имевшихся тогда СССР[5].

Отказ от социально-классового подхода в идеологии и политике партии был окончательно закреплен на 28 съезде КПСС в июле 1990 г. На нем, в сравнении с предыдущим съездом, в 2,5 раза упало представительство рабочих и крестьян среди делегатов. Зато был отмечен резкий рост числа и удельного веса партийных работников. Они составили половину делегатов съезда. «Какое уж тут представительство основных социальных слоев!», – напишет позднее в своих мемуарах бывший член Политбюро В.А. Медведев и признается: «Руководство ЦК не извлекло уроков из последних выборных кампаний, понадеялось на спонтанность демократического процесса»[6]. Политбюро выступит с инициативой пригласить на 28 съезд 350 рабочих и крестьян, преимущественно из числа тех, кто был выдвинут кандидатами в делегаты и баллотировался по округам или на конференциях.

Однако, данные социологических опросов делегатов съезда и проходившей накануне него российской партийной конференции свидетельствовали об абсолютном неприятии определения КПСС как политической организации рабочего класса. Делегаты обоих партийных форумов в массе своей (80% по опросам) видели КПСС «партией консолидации всех слоев общества, поддерживающих идеи социализма»[7]. При этом более 80% делегатов поставили во главу угла государственной политики интересы некоего абстрактного человека, а интересы классов оказались вообще на последнем месте[8].

По сути это был разрыв с классическим марксизмом, отказ видеть и признавать различия между разными группами трудящихся, абсолютизация общедемократического движения масс без учета социальных различий и противоречивости их интересов. «Самый верный путь, – говорил М.С. Горбачев на встрече с рабочими Ижорского завода в Ленинграде, – это путь, по которому мы идем через включение народа в все общественные процессы»[9]. Между социализмом и общедемократическим по своей сути движением народных масс был поставлен знак равенства. Адресуясь ко всем своим критикам, Горбачев возмущался: «Вот, оказывается, откуда идет угроза социализму – от растущей политической и социальной активности масс! Нет, не социализму она угрожает, а чиновничеству, бюрократизму, тем, кто узурпировал то, что принадлежит народу, и кто забыл об интересах народа, забыл о том, что он поставлен для того, чтобы служить интересам народа, а не для того, чтобы удовлетворять свои личные амбиции и притязания. Вот кому угрожает растущая активность народа»[10].

На волне антибюрократических настроений произошла подмена марксистского взгляда на демократическое движение масс анархистским. Отказ видеть за «отдельными всплесками демагогии» объективные процессы социальной, политической и идеологической дифференциации общества, вера М.С. Горбачева в то, что «наш строй, наш выбор впитались в нас» настолько,что «этого мы сами даже не замечаем»[11], неминуемо вел к кризису и разложению партии, раздираемой внутренними противоречиями.

К началу 28 съезда КПСС общество подошло уже крайне поляризованым. По данным социологов, 20% респондентов вообще считали партию не нужной, столько же (почти как делегатов съезда) видели в партии организацию рабочего класса. А идея консолидации вокруг партии всех слоев общества, поддерживающих идеи социализма оказалась приемлема лишь для 36% опрошенных. Каждый четвертый вообще затруднился определить свое отношение к вопросу, какой должна быть партия[12].

Важным шагом, предпринятым партийным руководством и существенно повлиявшим на изменение численности и социальный состав партии, стал отказ на 28 съезде от института кандидатов в члены партии и обязательного представления рекомендаций при вступлении в КПСС.

Суть другой вводимой партийной нормы – предварительное обсуждение заявлений о желании вступить в члены КПСС на собраниях в трудовых коллективах, то есть совместно с беспартийными. Надо отметить, что практика приглашения беспартийных на партсобрания уже существовала, как и прием в партию на открытых партийных собраниях. Теперь же акцент смещался с партийного собрания, пусть даже и открытого, на собрание трудового коллектива, хотя и не наделяемого правом принятия в члены партии. С точки зрения теории и практики партийного строительства это был полный разрыв с ортодоксальным марксизмом, выражением анархо-синдикалистского уклона в партии. Как сочетать строгий партийный подход с повседневными, зачастую сиюминутными интересами трудовых коллективов? Не окажутся ли партийные организации в зависимости от далеких до политики советов трудовых коллективов не только в вопросах о приеме в партию? Хотя факты неумолимо свидетельствовали о правомерности постановки таких вопросов, они оставались открытыми.

Все чаще с партией порывают руководители предприятий, что еще больше подталкивает трудовые коллективы к массовому выходу из КПСС. Как только должности руководителей предприятий выпали из партийной номенклатуры по мере расширения их экономической самостоятельности и перехода на рыночные принципы хозяйствования, партия становилась им не нужной прежде всего как институт контроля за их деятельностью.

Тем самым хозяйственные руководители несмотря на формальное отсутствие частной собственности, становились реальной властью, в том числе над партийными организациями, на производстве, что, в конечном счете, усиливало тенденцию «департизации» трудовых коллективов. Чтобы способствовать сохранению влияния на корпус управленцев, а через него на социально-экономическую и политическую ситуацию в обществе, Секретариат ЦК КПСС в апреле 1991 г. рекомендует партийным комитетам включать коммунистов-руководителей предприятий, учреждений, военных частей, правоохранительных органов в состав комитетов или их бюро[13]. Такая мера еще более размывала традиционную социальную базу партии.

Таким образом, перенос всей работы по приему в партию в ее низовые звенья при всемерном расширении их самостоятельности не способствовал укреплению рядов партии, наоборот, вел к ее разрушению. «Самый главный политический противник КПСС – она сама, ее внутреннее состояние – растущая апатия коммунистов, размытость теоретических позиций и социально-экономической политики», – такой диагноз поставит партии организационный отдел ЦК незадолго до запрета партии в 1991 г.[14].

В какой-то мере сдерживало хаотический выход из партии отсутствие уставного порядка выхода из КПСС. Другим регулятором численности и средством контроля был исторически сложившийся в коммунистической партии механизм партийных «чисток». В период перестройки это слово старались не употреблять, но инициативы произвести «аттестацию» коммунистов или их перерегистрацию приходили с мест и обсуждались на партийных форумах. Однако ничего подобного сделано не было. Руководство партии отказалось от внесения в процессы очищения партии элементов организации, поддавшись на стихийный массовый отток из партии.

В это же самое время в партийной среде и обществе распространяется идея о переносе основной партийной работы из трудовых коллективов в партийные организации по месту жительства. Развернулись дискуссии о принципе строения партии. Партийное влияние в трудовых коллективах неуклонно сокращалась. В 1990 г. в промышленности число цеховых парторганизаций уменьшилось на 40 тыс., а партийных групп на 136 тыс.[15]. А 26 февраля 1991 г. Секретариат ЦК КПСС постановил «усилить поиск и практическое применение новых форм и методов работы партийных организаций по месту жительства, обеспечить существенные сдвиги в этом направлении уже в нынешнем году»[16].

Таким образом, шаг за шагом шел процесс по превращению КПСС в партию парламентского типа, деятельность которой в основном направляется на ведение избирательных кампаний, фактически к отказу от производственного принципа деятельности, а, следовательно, ко все большему отрыву от своей традиционной социальной базы.

Решающий шаг по превращению КПСС в парламентскую партию был сделан 3 июня 1991 г., когда Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О работе коммунистов в Советах народных депутатов». До разгрома КПСС оставалось меньше трех месяцев. Перед партийными организациями ставилась задача овладевать методами парламентской деятельности, рассматривать ее «как одну из важнейших форм реализации политической функции КПСС»¹.

Вместе с тем отказа от массового характера партии не происходит. Предполагается сочетать прежние принципы построения коммунистической партии с вновь провозглашаемыми. В постановлении объединенного пленума ЦК КПСС и ЦКК КПСС «О работе коммунистов в Советах народных депутатов» от 25 апреля 1991 г. было записано: «Парламентская деятельность должна увязываться и сочетаться организаторской и политической работой в трудовых коллективах, по месту жительства, во всех сферах жизни общества»². Однако этим расчетам не было суждено сбыться из-за указа Президента РСФСР Б.Н. Ельцина «О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР».

Чем больше общество втягивалось в дискуссию о переходе к рынку, тем более актуализировался вопрос о социальной базе партии. «Очевидно, что переход к рынку резко усилит дифференциацию населения по самым различным критериям. В такой ситуации КПСС нельзя будет рассчитывать на поддержку всех слоев общества. Надо точно определиться в вопросе о социальной базе, какого избирателя и чем сможет привлечь партия», – отмечалось в записке АОН при ЦК КПСС³.

Провозглашая, с одной стороны, курс на рынок, отвечающий, в первую очередь, интересам предпринимательского класса, который предстояло еще создать, партия не отказывалась от защиты интересов «всех трудящихся». Такая политика называлась центристской. Эта двойственность между провозглашаемым «общенародным» характером партии и реалиями политической борьбы так и не будет разрешена, еще более разрушая единство партии, усиливая отток из нее рядовых коммунистов, прежде всего рабочих, среди которых наблюдались антирыночные настроения.

Как КПСС может при современной политической борьбе и плюрализме выражать интересы народа – вопрос, на который так и не был дан четкий ответ. Любой ответ на этот вопрос неизбежно выводил на проблему, каковы пределы демократизации общественной жизни в условиях нарастающей социальной разнородности советского общества да и в самой партии? «Опускаясь до абстрактного демократизма, партия обречет себя на бессилие, внутрипартийную и межпартийную борьбу, а общество на испытания, опускаясь до отношений диалога, дискуссии, сотрудничества, партнерства, партия превратится в дискуссионный клуб, заурядное демократическое движение, которое способно только на соучастие и соуправление, да и то при условии согласия других сил на диалог, – писал профессор Пермского госуниверситета М.Г. Суслов о проекте Платформы ЦК КПСС «К гуманному демократическому социализму»« в 1990 г. ⁴.

Через год партия потеряет власть. И сама партия была запрещена и прекратила свое существование.