Люмпенизация и люмпенские идеологии от Диогена Синопского до Э. Лимонова (2)

А.Б. Рахманов

Часть 1. Часть 2. Часть 3.

 Люмпенизация в современных капиталистических странах. Капиталистический способ производства приводит к люмпенизации, невиданной для докапиталистических формаций, а поздний, т.е. развивающийся на основе своей зрелости, капитализм производит люмпенизацию в еще больших масштабах, чем капитализм, впервые достигший зрелости. Наиболее зримым проявлением люмпенизации в современных развитых капиталистических обществах является безработица. Важно отметить, что, несмотря на устойчивый экономический рост в течение последних лет в развитых капиталистических странах, безработица не рассасывается и остается значительной (См. Таблица 1). Это говорит о хроническом, перманентном характере отделения от труда значительной части трудоспособного населения.

Таблица 1. Экономический рост и безработица в ряде развитых капиталистических стран[1]

Как видно из приведенной таблицы, особенно велика безработица в группе развитых капиталистических стран в Бельгии, Германии, Испании и Франции. Вместе со скрытой безработицей и с учетом развития явления частичной занятости логично предположить, что в европейских странах безработица в ее различных формах может достигать 15%, а, возможно, и 20% от числа трудоспособных. Одной из важнейших причин люмпенизации является перевод многих индустриальных производств с относительно невысоким органическим строением капитала в страны «третьего мира», в первую очередь, – в Юго-Восточную Азию с ее огромным рынком дешевой рабочей силы и гигантским рынком сбыта. Это явление, безусловно, не только сохранится, но и будет усиливаться. Следовательно, люмпенизация в развитых капиталистических странах в будущем будет только возрастать.

Люмпенизация стала, на мой взгляд, одной из трех основных причин утери пролетарским классом Запада революционности и эмиграции призрака коммунизма из Европы, из развитых капиталистических стран в целом[2]. Работник, отделенный от производства (труда) процессами расширенного капиталистического воспроизводства капитала, теряет способность не только к производительному труду, но и – в силу этого – к потенциальной революционной активности по упразднению капитализма. Во времена Маркса люмпенизация населения развивалась в ограниченных масштабах, играла меньшую роль в социально-экономической жизни и, естественно, она не стала объектом его систематического исследования.

Другой – исторически самой ранней и существенно более важной – причиной утрат западным пролетариатом революционности является резкий рост пролетарской аристократии[3], т.е. слоя высокооплачиваемых пролетариев в рядах пролетариата развитых капиталистических стран. Значительное возрастание пролетарской аристократии на Западе обусловлено, во-первых, концентрацией в соответствующем регионе высокотехнологичных производств, предполагающих самый сложный в мировой капиталистической системе труд и, следовательно, самую высокую его оплату, во-вторых, высоким уровнем социальной защищенности западного пролетариата в результате завоеваний многолетних организованных классовых боев пролетариата против капитала и, в третьих, влиянием примера Советского Союза и других социалистических стран.

Правда, в последние годы основы существования пролетарской аристократии Запада отчасти подорваны, во-первых, обострением конкуренции дешевой рабочей силой из стран «третьего мира», во-вторых, исчезновением социалистического противовеса в связи с разрушением СССР. Это обусловило современное наступление капитала в развитых странах на труд, политически выразившееся в победах правоцентристских буржуазных партий и неолиберальном курсе правительств Запада. В связи с этим в ближайшем будущем следует ожидать некоторого обострения классовой борьбы тред-юнионистского типа на Западе. Но, безусловно, в целом пролетарская аристократия в развитых капиталистических странах в связи с закономерностями современной капиталистической системы сохранится, хотя ее численность, вероятно, несколько уменьшится.

Третьей причиной утери классом наемных работников развитых капиталистических стран революционности является переход все более возрастающей доли работников из сферы деятельности, связанной с развитием производительных сил, с производительным трудом. В такие области как реклама, маркетинг, менеджмент, финансы, страхование, торговля, public relations, право, охранная деятельность, кинематограф, СМИ и т.д. На Западе растет число наемных работников, которые не являются пролетариями, поскольку они не занимаются производительным трудом, т.е. трудом по производству прибавочной стоимости. Капиталистические страны запада как вершина пирамидальной мировой капиталистической системы концентрирует не только высокотехнологичные производства, но и виды деятельности, непосредственно служащей воспроизводству капитала, капиталистических отношений и адекватных им форм сознания. Первая и третья причина совокупно детерминируют явление депролетаризации населения развитых капиталистических стран. Все больше и больше трудоспособных жителей развитых капиталистических стран становятся либо жертвой капиталистических отношений в качестве люмпенов, либо находят применение своим силам в качестве защитников этих отношений.

Необходимо отметить следующую принципиальную особенность социального членения современных развитых капиталистических стран. В соответствии с тем, что наука с развитием капиталистического способа производства превращается, как это проанализировал К. Маркс в «Капитале», в непосредственную производительную силу, возник (в Англии это произошло еще во времена Маркса) и становится все более массовой часть пролетариата, занятая умственным трудом. Эта часть пролетарского класса, как и работники преимущественно физического труда (рабочие), также страдает от безработицы и подвергается люмпенизации (частично). В соответствии с этим в люмпен-пролетариате современных западных стран необходимо выделить слой интеллектуального люмпен-пролетариата или люмпен-интеллигенции. Этот слой уже является довольно значительным, он продолжает расти и играть все более заметную роль в общественной жизни, в том числе в политике и в духовной жизни. На мой взгляд, так называемая студенческо-молодежная революция 1968 в Западной Европе и США была во многом (хотя и не во всем) определена влиянием интеллектуального люмпен-пролетариата. Рок-музыка[4], рок-культура, панк-музыка и панк-культура, движение хиппи, наркотическая субкультура и многие другие подобные общественные явления также, на мой взгляд, обязаны своим возникновением и распространением этому социальному слою. Современные люмпенские идеологии в нигилистическом отрицании настоящего часто обращаются к идейным образованиям докапиталистических обществ – китайской и индийской протофилософии, китайской и тибетской медицине, африканским культам, кельтскому искусству, идеям К. Кастанеды и т.д. Происходит вполне логичное и утопичное обращение к идеалам докапиталистических эпох, к мировоззрению «близкого к природе», «естественного» человека. В условиях господства капиталистических отношений, однако, люмпенские идеологии и субкультуры коммерциализируются и используются в интересах капиталистического накопления.

Мировоззрение интеллектуального люмпен-пролетариата, как мне представляется, в области теории наиболее типично отражают многочисленные и разнообразные постмодернистские течения (Бодрийяр, Деррида, Делез, Лиотар, Фуко и др.) Для постмодернистов, как известно, любое систематизированное знание, любое общество и любое государство выступали как угнетающие инстанции. В постмодернизме тело, природные потребности оказываются оплотом подлинной свободы, подлинной человеческой сущностью, а тело и сексуальность выступают как средство бунта против репрессивного общества и государства. Безусловно, постмодернистские течения восходят корнями к идеям киников, Бакунина и других идеологов люмпенов – анархистов. Постмодернизм отражает мировоззрение именно люмпенов позднего, перезревающего капиталистического общества.

Объектами внимания, например, одного из классиков постмодернизма М. Фуко являются всевозможные люмпены и маргиналы – сумасшедшие, преступники, гомосексуалисты и носители всевозможных отклонений. Де-факто в них он видел силы, противостоящие обществу и государству как объект угнетения и репрессий. Такова, по сути, его концепция, изложенная, например, в книге «История безумия в классическую эпоху», где он рассматривает то, как общество изолировало всякого рода маргиналов. «Целое разношерстное племя – венерические больные, развратники, расточители, гомосексуалисты, богохульники, алхимики, либертины – во второй половине XVII в. внезапно оказалось за пределами разума, в стенах приютов, которые спустя одно-два столетия превратятся в замкнутое поле безумия»[5]. В центре внимания Фуко находятся все, кто выходит за пределы устанавливаемых обществом норм. Речь идет о самых различных видах отклонений от общественных установлений. Симпатии Фуко явно находятся на стороне маргиналов, изгоев и отщепенцев самого разного рода. «Наше позитивное знание делает беспомощными, неспособными определить, кто же эти люди – жертвы или преступники, преступники или безумцы: все они причастны одной и той же форме существования, которая может повлечь за собой, по воле случая, и болезнь, и преступление, но которая изначально не принадлежала ни к одной из этих сфер. Именно к такой форме существования равно причастны и либертины, и развратники, и расточители, и богохульники, и безумцы; каждый из них отличался от других лишь своим, только ему присущим способом оформлять общий для всех опыт; опыт, состоящий в переживании неразумия. Мы в наше время начинаем отдавать себе отчет в том, что безумие, невроз, преступление, социальная неадаптированность в разных своих проявлениях скрывают за собой своего рода общий опыт – опыт отчаяния»[6]. Маркс также усматривал прямые связи между ростом числа душевнобольных и капитализмом, в статье «Рост числа умалишенных в Англии» (1858) он отмечал, в частности, прямую связь между развитием капиталистических отношений и ростом числа безумных: «В истории британского общества не найдется, пожалуй, более точно установленного факта, чем факт соответственного роста современного богатства и пауперизма. Любопытно, что тот же закон имеет, по-видимому, силу также и в отношении числа умалишенных. Рост числа умалишенных в Великобритании не отстает от роста экспорта и обогнал рост населения»[7]. Но подход Маркса был противоположен позиции Фуко. Автор «Капитала», в отличие от Фуко, видел в сумасшедших жертв буржуазного общества, а не его потенциальных оппонентов.

Постмодернизм как типичная современная люмпенская идеология отражает настроения интеллектуального люмпен-пролетариата, т.е. слоя, никогда ранее не существовавшего в истории. В связи с этим постмодернизм в отличие от идеологий античных и феодальных люмпенизированных слоев уделяет намного больше внимания знанию, науке как орудию власти и угнетения, как средству подавления. Такое отношение имеет под собой следующие основания. Наука, став непосредственной производительной силой и система образования как инфраструктура воспроизводства и трансляции знания в условиях буржуазного общества принадлежит капиталу, и функционируют как капитал. Научное знание, наука как важнейший элемент производительных сил отделены от производителя и противостоят ему. Научное знание и наука используются капиталом для эксплуатации, для манипуляции сознанием, в частности. К. Маркс предсказал это в «Капитале», но развернутого исследования этого явления он осуществить не успел. Но функционирование науки в качестве капитала не означает, что наука сама по себе является капиталом и средством угнетения. Речь идет об исторически ограниченной и преходящей форме использования науки и о диалектически-противоречивом развитии науки капиталом. Необходимо критиковать не науку и знание как таковые, а капиталистические формы ее применения. Но постмодернизм совершенно рассудочно абсолютизирует момент использования науки капиталом как средства угнетения и занимает нигилистическую позицию отрицания науки и системы образования как таковых. Для постмодернистстких теоретиков любое определенное знание оказывается средством угнетения и манипуляции. Отношение постмодернистов к знанию в этом случае воспроизводит на новом этапе развития отношение луддитов к машинам. Луддиты, как известно, в XVIII и начале XIX века разрушали машины, видя в них причину своего бедственного положения. Но отличие луддитов от современных нам постмодернистов заключается в том, что первые выступали с позиции менее развитого производства против более развитого, тогда как постмодернисты отрицают де-факто производство (рациональное знание) как таковое. Постмодернизм не решает реально существующие проблемы познания, а отказывается, по сути дела, от познания. Интеллектуальная деструктивность постмодернизма вполне логично вытекает из мировоззрения интеллектуального люмпен-пролетариата и детерминируется его социальным бытием, т.е. бытием людей, вытолкнутых из производства и общественно-полезной деятельности и обреченных на самого разного рода личностную деградацию. Постмодернизм под предлогом освобождения от «гнета» науки и осуществления свободы мышления фактически разрушает науку, мышление, рациональность и подрывает возможности осуществления действительной эмансипации общества, действительной борьбы с угнетением.

Сказанное выше позволяет объяснить, почему именно Франция стала мировым центром постмодернистской интеллектуальной инфекции в современной науке. Для возникновения постмодернизма, как и любого идейного явления вообще, необходимо наличие соответствующих социально-экономических и гносеологических предпосылок (корней). В качестве предпосылок первого типа, безусловно, выступает природа современного капитализма с характерной для него тенденцией разрушения производительных сил и люмпенизации значительных масс работников. Второй тип предпосылок связан с обострением противоречий структуралистской формы позитивизма с характерной для него рассудочной рациональностью. Структурализм господствовал в западной общественной науке XX века, а ведущими центрами западной общественной науки после Второй мировой войны стали США, Великобритания и Франция, тогда как Германия перестала быть таковой после прихода к власти фашизма, войны и последовавшего вслед за этим значительного разрушения немецкой науки. Кризис рассудочного позитивистско-структуралистского мышления проявился и в США, и в Великобритании, и во Франции, но в последней стране этот фактор наложился на процессы люмпенизации, намного более значительные, чем в англосаксонских странах. США и Великобритания занимали несколько более привилегированное положение в мировой капиталистической системе, и поэтому безработица и люмпенизация были выражены несколько меньше, чем в Германии и во Франции. Зрелые социально-экономические предпосылки во Франции совпали с гносеологическими. В Германии имела место несколько более высокая степень люмпенизации, чем во Франции, но здесь в силу указанных причин был намного менее выражен кризис позитивистско-структуралистского подхода. Именно в силу этого, на мой взгляд, Франция и стала в последние десятилетия XX века ведущим очагом постмодернистской интоксикации мирового общественного сознания.