Почти 35 лет назад хунта четырех генералов во
главе с Пиночетом объявила: президент Сальвадор Альенде застрелился в
осажденном дворце Ла Монеда. Объявила не сразу. Вначале радиостанция мятежников
передала: «Капитан Гарридо, этот доблестный офицер, собственной рукой прострелил
красную голову марксиста Альенде». Спустя сутки хунта известила, что солдаты,
захватившие президентский дворец Ла Монеда, обнаружили в одной из комнат тело
Альенде и «комиссия медицинской службы вооруженных сил и национальной полиции и
один судебно-медицинский эксперт удостоверили смерть». И только потом официально
сообщили, что президент застрелился.
Семнадцать лет спустя в Чили было восстановлено
гражданское правление. Христи-анские демократы и социалисты, в прошлом
непримиримые враги, создали блок – Демократическую конвергенцию. От нее в президенты
был избран христианский демократ П. Эйлвин, один из главных организаторов заговора против Альенде.
Пиночет еще на семь лет остался Главнокомандующим армией и главой совета
командующих родами войск – теневой хунты с правом вето на решения правительства.
Для расследования нарушений прав человека в период военного режима была создана
комиссия «Правда и примирение». В феврале 1991 г. она опубликовала
доклад, подтверждавший версию хунты: президент Сальвадор Альенде покончил с
собой. В выводах комиссии говорилось: «Около двух часов дня военные захватили
первый этаж. Офицер крикнул: «Тем, кто на втором этаже, дается пять минут на
размышление! Спускайтесь вниз и сдавайтесь!» Защитники Ла Монеды готовы были
продолжать бой. Но Альенде приказывает прекратить сопротивление и выстроиться в
один ряд, чтобы затем спуститься вниз с белым флагом. Когда они спускались по
лестнице, Альенде неожиданно свернул и вошел в Салон независимости. Когда
раздались выстрелы, П. Гихон бросился в Салон и обнаружил Альенде с
окровавленной головой».
С выводом авторитетной комиссии согласился весь цивилизованный мир, в
том числе бывший социалистический. И как не согласиться! В Чили издавна повелось:
политики, поднявшие руку на собственность иностранных монополий и привилегии
господствующего класса, кончают с собой. Президент Хосе Мануэль Бальмаседа
попытался национализировать селиг. свергнут, укрылся в одном из посольств, где
и покончил с собой при неясных обстоятельствах. Основатель Коммунистической
партии Луис Эмилио Рекабаррен после военного переворота сентября 1924 г. начал
организовывать единый профцентр и вскоре, как вы уже понимаете, застрелился.
Что же оставалось делать Сальвадору Альенде? В августе 1973 г. правая
оппозиция усеяла Сантьяго листовками, требовавшими от президента уйти в
отставку или покончить с собой. Вот он и последовал национальной традиции.
Правда, сам Сальвадор Альенде как будто заранее опровергал это. В
декабре 1971 г.,
на митинге в честь Фиделя Кастро, он говорил: «Только изрешетив меня пулями,
они смогут добиться, чтобы я не выполнил программу народа». 11 сентября, прощаясь
с женой, Президент сказал: «Только мертвым оставлю Ла Монеду, но умру сражаясь.
Совершать самоубийство, как Бальмаседа, я
не стану». Правда, оставшиеся в живых участники обороны дворца
свидетельствовали, что президент, с юных лет хорошо владевший оружием,
отстреливался из подаренного Фиделем автомата, пока не пал от пуль Гарридо.
Когда времена изменились и в моду вошли национальные примирения,
некоторые из тех, кто был в тот день в Ла Монеде, начали вспоминать другое. Но
даже из заключения комиссии «Правда и примирение» явствует: того, как президент
стрелял в себя, никто не видел.
Что же случилось со свидетелями? Отшибли им память в пиночетовских
застенках? Не хотелось лжесвидетельствовать на сто процентов? Или комиссии надо
было оставить лазейку еще для одной, с позволения сказать, версии? Она вряд ли
могла прийти в голову кому-либо, кроме майамских гусанос: в обороне Ла Монеды
участвовал кубинский генерал, он-то и застрелил президента, когда тот приказал
прекратить сопротивление. Некий французский журналист назвал даже имя: Патрисио
де ла Гуардиа, один из осужденных в 1989 г. за коррупцию и наркотрафик.
Правда, бригадным генералом тот был в 1989-м, вряд ли уже в 1973-м, и недавно
сам высмеял сенсационную версию: будь он, кубинец, участником обороны Ла
Монеды, как бы он вышел оттуда сквозь кольцо окружения?
Если бы у хунты была возможность подтвердить версию самоубийства, она бы
и данные вскрытия опубликовала, и зарубежных экспертов пригласила бы. Но
президента похоронили в закрытом гробу, не позволив близким проводить его в
последний путь. Медицинского свидетельства о причинах смерти опубликовано не
было. И не удивительно. По данным североамериканского журнала «Ньюсуик», при
вскрытии обнаружили 13 пулевых ранений.
Кому же и зачем нужен Альенде-самоубийца? Пиночету и его присным? Да,
конечно. Но сегодня они в могиле или за решеткой, их деяния официально осуждены,
в президентском кресле – дочь одной из их жертв, генерала Альберто Бачелета, и
пользоваться их версией вроде бы неприлично. Никто же не верит сегодня
утверждению хунты, что А. Бачелет умер в тюрьме от инфаркта. Однако версию
самоубийства Альенде продолжают внедрять в сознание новых поколений. Кто и
зачем?
Легенда о самоубийстве народных лидеров очень
выгодна чилийской буржуазии. Не только потому, что на ее счету остается
преступлением меньше. В какой-то степени самоубийство реабилитирует путчистов:
они не собирались убивать. Но прежде всего оно снижает образ героя. Сколько бы
ни говорили, что при подобных обстоятельствах это род самопожертвования. Для
католиков самоубийство – смертный грех. Для людей испано-американской культуры
– проявление слабости. Для трудящихся, расплачивающихся за поражения кровью и
страданиями, – граничит с дезертирством, особенно когда речь идет о первом лице
государства, обещавшем сражаться за народное дело до конца.
Ленин писал, что господствующие классы стараются превратить умерших
революционеров в безвредные иконы. Легенда о добровольном уходе из жизни президента
Альенде – случай из этого ряда. Смысл его: имейте какие угодно убеждения,
отстаивайте их, но только в рамках буржуазной системы институтов и, ни в коем
случае не против нее. Если она даже раздавит вас и заодно собственную
законность, вы вправе выразить мирный протест, в крайнем случае, убить себя, но
только не поднять против врага оружие и уж подавно не дать это сделать народу.
Каким был подлинный Сальвадор Альенде? Сыном своего времени, противоречивым,
как само время.
Человек, который первым в истории удостоится титула «товарищ президент»,
который откроет двери Ла Монеды для рабочих и крестьян, вышел из иной среды.
Его прадед с двумя братьями воевал под знаменами основателя чилийского
государства Бернардо О´Хиггинса и повстанческого вождя Мануэля Родригеса, чьим
именем назовутся молодые партизаны-коммунисты, сражавшиеся против Пиночета.
Дед, друг Бальмаседы, возглавлял санитарную службу армии, отец был известным
врачом, дядя – мэром столицы. Старшие Альенде были членами Радикальной партии,
боровшейся за светское государство и просвещение народа. Сальвадор принадлежал
к поколению, которому этого уже было мало: в воздухе витали социалистические
идеи.
Будущий медик, один из лидеров студенческого движения, штудирует труды
классиков марксизма, организует вечерние школы для рабочих. В июле 1931 г. рабочие и
студенты свергают диктатора К. Ибаньеса. 4 июня 1932 г. полковник
М. Грове, друг Сальвадора и муж его сестры, вместе с левыми студентами
провозглашает социалистическую республику. Коммунисты предлагают вооружить
рабочих, но восставшие не идут на это. Республике отмерено 12 дней жизни. Сальвадор
попадает в тюрьму. После выхода на свободу работа по специальности для него
закрыта. Впереди – путь политика-революционера.
В 1933 г.
Альенде становится одним из основателей Социалистической партии Чили. В
Декларации принципов СПЧ говорилось: «Социалистическая доктрина носит
интернациональный характер и требует солидарности и скоординированных действий
трудящихся всего мира. Социалистическая партия добивается экономического и
политического единства континента, которое должно воплотиться в Федерацию социалистических
республик Америки и создание антиимпериалистической экономики». Партия признала
борьбу классов «мотором истории», марксизм – «методом объяснения действительности».
Альенде и его товарищи не стали коммунистами. Но их разногласия с
коммунистическим движением не были разногласиями мелких буржуа с пролетариями,
реформистов с революционерами. Обе партии опирались на рабочее движение, но на
разные его отряды. Обе признавали революционный путь преобразования общества,
но коммунисты, следуя линии Коминтерна, считали предстоящую революцию
буржуазно-демократической, социалисты полагали, что она будет социалистической.
Коммунисты ставили во главу угла классовые противоречия внутри страны,
социалисты – преодоление зависимости от империализма. Одна из первых статей
молодого Сальвадора называлась «Антиимпериализм».
В рядах СПЧ Альенде оставался до конца жизни. В 30-е годы был
организатором партийной милиции для борьбы с формированиями фашистов. Побывал в
ссылке после разгрома стачки железнодорожников. Более 30 лет был депутатом
Конгресса. Его редко выбирали на руководящие партийные посты, но он всегда был
одним из популярных в народе лидеров партии, с годами стал самым популярным.
Среди социалистов были и троцкисты, и реформисты, но Альенде не
принадлежал ни к тем, ни к другим. Он всегда стоял за единство действий с
Компартией. Одним из первых в партии выступил за создание Народного фронта,
объединившего радикалов, социалистов и коммунистов. В октябре 1938 г. кандидат
Фронта Педро Агирре Серда был избран президентом. В сентябре 1939-го, после
подавления фашистского мятежа, Альенде назначают министром здравоохранения и социального
обеспечения. Он налаживает помощь пострадавшим от землетрясения, организует
Национальную службу здоровья, добивается повышения пенсий, обеспечивает женщин
пособиями по беременности и родам, школьников – бесплатными завтраками. Но
когда правительство отошло от программы Народного фронта, он покинул
министерский пост.
В 1946 г.
при поддержке Компартии президентом был избран радикал Р. Гонсалес Видела.
Он клялся, что его с коммунистами не поссорит никакая сила в мире. Но не прошло
им двух лет, как президент начал, по его собственным словам, «первую битву
третьей мировой войны»: бросил тысячи коммунистов в концлагеря. Правые,
захватившие руководство СПЧ, проголосовали за закон о запрете КПЧ, прозванный в
народе «подлым». Альенде и его товарищи порвали с предателями и организовали Народно-социалистическую
партию. Но когда та поддержала на выборах бывшего диктатора Ибаньеса, а
Соцпартия очистилась от предателей, Альенде с товарищами вернулись. Через
несколько лет обе соцпартии воссоединились на принципах единства действий с
коммунистами. Власти были вынуждены легализовать КПЧ.
Левые коалиции, выдвигавшие кандидатуру Альенде, первыми в Латинской
Америке использовали избирательный механизм буржуазного государства для
продвижения к власти сил, выступавших за коренные общественные преобразования.
На выборах 1952 г.
СПЧ вместе с еще запрещенной КПЧ создали Фронт народа и выдвинули в президенты
Альенде. Тогда он первым в истории Чили потребовал национализации ее главного
богатства – меди. Ему довелось баллотироваться еще трижды: в 1958, 1964 и 1970
годах. Каждые выборы были этапом на пути к победе. Из Фронта народа вырос Фронт
народного действия, затем – Народное единство. Тогда это было исключением, в
годы «левого поворота» конца XX – начала XXI века станет правилом.
Но до сих пор Альенде остается единственным в мире, кто победил на
буржуазных выборах с программой не просто антиимпериалистической, но открыто
социалистической. Народное единство ставило целью «покончить с господством
империалистов, монополий, землевладельческой олигархии и заложить основы социализма».
Эта победа стала возможной, в частности, и благодаря особенностям чилийской
конституции: второго тура не требовалось, из двух ведущих кандидатов выбирал
Конгресс, по традиции президентом становился тот, у кого было относительное
большинство. Но, прежде всего Альенде был обязан победой революционной ситуации
в стране. Подтасовать в этих условиях итоги выборов, устроить переворот, забаллотировать
Альенде в Конгрессе – все это, как предупреждало ЦРУ, «было бы равнозначно
заливу Кочинос».
Внешней и внутренней контрреволюции пришлось уступить важные позиции во
власти. Но многие другие у нее остались. Осталось буржуазное большинство в Конгрессе,
превратившее высший законодательный орган в поле битвы с левым правительством.
Осталась буржуазная судебная система, тормозившая преобразования и
освобождавшая от наказания даже заведомых террористов-контрреволюционеров.
Остались буржуазные СМИ, ни на день не прекращавшие травлю правительства.
Остался военно-полицейский аппарат, десятилетиями приученный к войне не с
внешним, а с внутренним врагом – с трудовым народом. Остались путы
экономической зависимости от международного капитала. Еще ни одно
правительство, ставившее революционные цели, не было вынуждено действовать в
таких условиях.
Что удалось сделать?
11 июля 1971 года Чили вернула себе главное богатство – медь.
Национализация, проведенная конституционным законом – ни одна буржуазная партия
не решилась проголосовать против, – была и остается самой радикальной в Латинской
Америке вне Кубы. Из полагавшейся медным корпорациям по закону компенсации
вычли сверхприбыли, и выяснилось, что не Чили должна им, а они – Чили. Без
победы Народного единства в битве за медь не было бы и национализации нефти
странами ОПЕК.
Правительство Альенде провело в жизнь закон об аграрной реформе,
принятый еще предыдущим, христианско-демократическим, но выполнявшийся черепашьим
темпом. С латифундиями было покончено, значительная часть крестьянства получила
землю и объединилась в кооперативы.
Народное правительство стало применять забытый, но не отмененный закон
социалистической республики 1932 года о госконтроле над предприятиями,
производящими и продающими предметы первой необходимости, законы Народного
фронта о государственном финансировании экономики, положение Трудового кодекса
о праве государства брать под контроль предприятия, охваченные трудовым конфликтом,
по требованию большинства работников. Так были экспроприированы многие
предприятия чилийского и транснационального капитала. Ни одна революция
последних 35 лет не затронула экономические позиции монополий глубже, чем чилийская.
О классовом характере правительства свидетельствовала и социальная
политика. Зарплата индексировалась с учетом инфляции, минимальная была сразу
повышена на две трети. Народное правительство старалось сдерживать цены на
товары первой необходимости, заморозило коммунальные платежи и транспортные
тарифы. Дети и подростки до 15 лет получили бесплатные пол-литра молока в день.
Была введена бесплатная медицинская помощь.
Действуя в жестких рамках буржуазной законности, правительство Альенде
старалось ликвидировать пропасть между государством и народом. Людей труда
впервые стали слушать в министерствах. Рабочие широко участвовали в управлении
производством, более того: несколько рабочих-коммунистов стали министрами. В
феврале 1973 г.
Альенде на три дня перенес резиденцию правительства на текстильную фабрику
«Сумар». Он подолгу говорил с рабочими, обращаясь ко всей стране, шедшей к
парламентским выборам. Тогда он признал многие ошибки правительства и обещал
ответить на контрреволюционное насилие революционным. Мартовские выборы
подтвердили кредит доверия: позиции Народного единства в Конгрессе не ослабли,
как надеялась оппозиция, а укрепились, многие лидеры правых были
забаллотированы.
Президент привлекал к управлению все левые организации, мечтал о
создании единой партии сторонников социализма. Особенно высоко он ставил Коммунистическую
партию. В дни 50-летия КПЧ он направил послание Луису Корвалану: «Как президент
республики и как представитель левых партий, я не могу не засвидетельствовать
публично свою веру в патриотизм людей, которые в течение стольких лет
руководствовались только одним девизом – последовательно проводить в жизнь свои
политические идеалы, быть верными приверженцами дела утверждения социального достоинства
народных сил нашей страны. Наш народ сохранял и сохраняет большую симпатию и
безграничное уважение к партии, глубоко воспринявшей лучшие традиции нашей
страны. Товарищи, прошедшие неоценимую демократическую школу самокритики, благодаря
своему опыту и умению способствуют постоянной оценке и переоценке действий
правительства. В такой торжественный для Чили момент я хочу, чтобы Вы,
уважаемый товарищ, сообщили коммунистам, особенно наиболее скромным,
молчаливым, полным надежд, что я нахожусь вместе с ними и что революционные
действия, которые мы развертываем, не остановятся ни на мгновение, пока мы
окончательно не заложим основы общества, где будут ликвидированы социальная
несправедливость, дискриминация».
Альенде был убежденным интернационалистом. Он нарушил традицию
политической жизни Чили – мнить себя тихим кусочком Европы на отшибе от бурлившей
Латинской Америки и остального мира. Он не скрывал восхищения коммунистами Хо
Ши Мином и Чжоу Эньлаем; став президентом, установил отношения с ГДР, КНР, ДРВ и
КНДР. Еще 20 января 1959 года, пока другие гадали о будущем Кубы, он прилетел в
революционную Гавану. Старый друг, коммунист Карлос Рафаэль Родригес, связал
его с Че Геварой, а тот познакомил с Раулем Кастро. Сальвадора пригласили на
заседание кабинета министров. Потом был долгий разговор с Фиделем.
Они встретятся еще не раз. Летом 1967-го – на конференции
Триконтиненталя в Гаване, создавшей по предложению Альенде Организацию
латиноамериканской солидарности. В 1969-м, когда социалисты нелегко
определялись с выдвижением его кандидатом в президенты. В 1971-м, когда миллион
чилийцев встречал и провожал Фиделя. В 1972-м, когда Остров Свободы предложил
осажденной Чили любую необходимую помощь. В роковые недели 1973-го Фидель дважды
обратится к товарищу по борьбе, призывая стойко бороться до конца.
Че Гевара подарит чилийскому другу свою книгу «Партизанская война» с
надписью: «Сальвадору Альенде, стремящемуся достичь того же другим путем».
Второй раз их пути сойдутся через два года на конференции ОАГ в Пунта-дель-Эсте
(Уругвай). Третья встреча будет заочной: на Гаванской конференции прочтут
прощальное послание Че. Четвертая – посмертной: участников боливийской герильи,
перешедших чилийскую границу, спасет от расправы и проводит на французскую
территорию председатель сената Альенде. Наверное, тогда он вспомнил, как в
Пунта-дель-Эсте Че сказал ему: «Сальвадор, мы должны выйти из здания
поодиночке, иначе обоих могут прикончить одной очередью». В тот день убили их
товарища, уругвайского профессора; их обоих пули еще ждали…
Альенде был далек от преувеличения роли собственной личности. В 1967 г., на
обратном пути из Гаваны, чилийской делегации отказали в посадке во многих
странах, пришлось лететь над Андами, через зону циклона, и когда самолет,
казалось, камнем полетел вниз, Альенде спокойно сказал товарищам: «С нашей
гибелью борьба за освобождение Чили не прекратится. Гибель отдельных борцов
достойна сожаления, но она не может остановить неотвратимый ход истории». Уже
президентом он говорил: «Социальный процесс не исчезнет с исчезновением одного
лидера. Этот процесс можно притормозить, замедлить его развитие, но не
задержать. Если меня убьют, народ будет продолжать идти своим путем, продолжать
свою борьбу, возможно с той только разницей, что условия будут значительно
более трудными».
Пройдя долгий путь борьбы в условиях буржуазной демократии, накопив опыт
политических компромиссов, Альенде, видимо, не до конца понимал, в какой мере
залогом победы была мощь организованного пролетариата, готового отстаивать ее
до конца. Он переоценивал возможности компромиссов в условиях, когда встал
вопрос «кто кого».
Надо ли было принимать условия, поставленные
верхушкой христианских демократов: включить в Конституцию обязательства
исполнительной власти ни в чем не препятствовать деятельности оппозиции, не
ограничивать свободу печати, не менять избирательную систему, не создавать
параллельных органов власти, не вмешиваться в кадровые дела вооруженных сил и
не создавать народной милиции, не посягать на контролируемую церковью частную
школу? Ведь это значило законсервировать все основы буржуазного государства,
связать революцию по рукам и ногам, а противника избавить от любых ограничений.
Не правильнее ли было бы честно сказать всем, что в революции так не бывает, и
принять бой в Конгрессе и вне его, имея много шансов одержать решающую победу и
обеспечить революционному народу всю полноту власти?
Надо ли было строить отношения с армией лишь как с корпорацией,
отгороженной буржуазным законом от любой политической активности, кроме
контрреволюционной? Вправе ли был народный президент отмежевываться от любых
попыток пробудить в военных граждан? Опасаясь спровоцировать армию на мятеж, он
невольно дал фашистам в форме возможность именем конституционной власти
преследовать, удалять со службы и даже арестовывать тех военных, кто остался
верен Конституции.
Надо ли было партиям Народного единства поддерживать, а президенту –
утверждать закон «О контроле над оружием», давший вооруженным силам право
производить обыски по первому доносу даже без разрешения гражданских властей?
Нетрудно было предвидеть, что его обратят не против фашистских банд, а против
революционных организаций, не против буржуазии, а против рабочих, что его можно
использовать даже для бесшумного захвата всех ключевых позиций в ходе
переворота.
Надо ли было сохранять военные соглашения с США, которые программа
Народного единства предполагала расторгнуть? Никакими расчетами привлечь на
свою сторону высшее офицерство нельзя оправдать подчинение вооруженных сил
империалистическому контролю, ограничивающее реальный суверенитет страны и
создающее идеальные условия для подготовки контрреволюции.
Надо ли было 24 августа принимать отставку К. Пратса,
генерала-конституционалиста, и назначать на его место А. Пиночета, дав обмануть
себя заверениями в верности, цену которым Альенде должен был знать?
Надо ли было при любом обострении обстановки призывать рабочих занимать
предприятия, где в случае переворота с ними, невооруженными, можно было
расправиться незаметно для мира? Не правильнее ли было бы призвать их выйти на
улицы, как это сделали жители Каракаса в 2002 году?
Надо ли было без конца откладывать референдум по разрешению конфликта
законодательной и исполнительной власти? Эту ошибку Альенде признал сам перед
рабочими «Сумара». Недооценивать масштабы народной поддержки оснований не было.
Директор ЦРУ Колби и тот признавал: «Хунта была обеспокоена тем, сможет ли она
взять в свои руки управление страной, не вызвав настоящей гражданской войны, а
такая возможность действительно существовала». Всего за неделю до переворота на
демонстрацию поддержки президента и правительства вышло более миллиона человек.
Рабочие и крестьяне, учителя и врачи, студенты и школьники требовали
решительных мер против фашистских заговорщиков. Лишь после этого Альенде
решился провести референдум. Объявить о нем он собирался утром 11 сентября…
Правительство Народного единства находилось в кольце
осады с первого и до последнего дня. Ему объявил войну транснациональный
капитал, о мощи и опасности которого Сальвадор Альенде первым предупредил мир с
трибуны ООН, и выполнявшие его волю империалистические правительства. Медные
корпорации добивались в судах США и Западной Европы ареста партий чилийской
меди, поставленных в эти страны. Транснациональная корпорация «Интернэшнл
телефон энд телеграф» (ИТТ) подготовила для администрации США развернутый план
свержения Альенде. Международные финансовые институты отказали в займах Чили,
как десять лет назад Кубе. Но Кубе протянул руку помощи социалистический лагерь,
тогда еще единый, тогда еще революционный. Главная его сила, Советский Союз,
был еще в состоянии проводить, хоть и не всегда последовательно, политику
социалистического интернационализма.
Сальвадор Альенде принадлежал к поколению, для
которого красная Москва была олицетворением Революции. Еще социалистическая
республика 1932 года намеревалась установить отношения со страной Советов.
Альенде горячо выступал в ее поддержку в годы войны с фашизмом. В СССР он
впервые побывал в 1954 г.
Второй раз – на 50-летии Октября. Третий – в 1969-м, проездом во Вьетнам.
Последний – уже президентом, за несколько месяцев до гибели. Это было незадолго
до 50-летия СССР. В интервью советскому журналу он сказал: «СССР самим фактом
своего существования оказывает влияние на положение дел во всем мире. Политика,
продиктованная уважением достоинства и чести всех народов, больших и малых, сослужила
огромную службу делу мира во всем мире. Левые силы, революционеры Латинской
Америки своими успехами во многом обязаны замечательному советскому народу и
его руководителям».
На обеде в Кремле он привел слова Пабло Неруды: «Чили превращается в
тихий Вьетнам». В дни последних, самых страшных бомбежек Ханоя и Хайфона
сравнение было совершенно ясно. Но президент счел нужным поставить точки над
«i»: «Поэтому, дорогие советские товарищи, особое значение имеет ваша помощь и
солидарность с нами».
Через несколько недель Брежнев сделал доклад о 50-летии СССР. Никаких
обязательств, ни слова о происходящей в Чили революции, о стремлении пролетариата
к социализму, даже об империалистической агрессии против «тихого Вьетнама» в
нем не содержалось, только обтекаемая формулировка: «Итоги переговоров с главой
этого государства, решительно вставшего на путь антиимпериалистической политики
и социального прогресса, мы расцениваем как новый значительный шаг на пути развития
наших отношений. Мы с глубокой симпатией относимся к борьбе народа Чили, как и
народов других латиноамериканских стран, за свою свободу. Мы убеждены, что эта
борьба принесет им успех».
1 мая 1973 г.,
когда противоборство революции и контрреволюции в Чили близилось к кульминации,
Альенде одновременно с Брежневым был удостоен Ленинской премии «За укрепление
мира между народами». Формально это была высокая честь, фактически –
недвусмысленный намек на то, что революцию надо и дальше держать в рамках
«мирного пути». Премию вручили 27 июня, в тот самый день, когда фактически
началась первая попытка переворота. Альенде все понял правильно, судя по
сказанному им на церемонии: «В нашей стране идет сейчас процесс коренных
преобразований, и, будучи сторонниками мира, мы стремимся проводить эти
преобразования в условиях демократии и свободы. Мы знаем, сколь опасны наши
внешние и внутренние враги, но я все же уверен, что подавляющее большинство
моих соотечественников выступает за сохранение внутреннего мира, против
гражданской войны».
Через два дня, когда путч провалился и врагу можно было нанести
решительный удар, Альенде заявил, что продолжит выполнение программы «в
обстановке демократии и свободы». Отвечая на послание советских руководителей,
он писал: «Вновь наши вооруженные силы и силы общественного порядка проявили
верность своей традиции, которая стала для нас, чилийцев, одной из самых
замечательных причин гордости. Организованные трудящиеся и вооруженные силы и
силы общественного порядка, имеющие высокий профессиональный уровень и
уважающие законы, представляют собой непреодолимую преграду для любого
фашистского мятежа». Уже в ближайшие дни организованные трудящиеся испытают на
себе профессиональный уровень военных, уважавших из всех законов один – «О
контроле над оружием»…
Иногда кажется, что было два Сальвадора Альенде. Первый – революционер,
готовый отдать жизнь за дело трудового народа, но сознательно использующий
данные историей возможности мирного развития революции. И второй, мировоззрению
которого оставались свойственны элементы утопического социализма с мотивами
надклассовости институтов демократии, государства, армии. Альенде много говорил
об уникальности чилийского конституционного строя, о традициях армии как его
гаранта. Но второй половины девиза Республики «Убеждением или силой» он фактически
не принимал. Мешало непомерное почтение к тому самому государству, с которым он
боролся всю жизнь.
Революционер Альенде всю жизнь готовился к решающему бою в решающий
момент. Он не хотел и не мог бросить людей в безнадежный бой: на его плечах
лежал груз ответственности перед своим народом и человечеством. Он дорожил
уникальным опытом мирного пути революции и хотел пройти его до конца. Но он
ошибся в расчетах и за ошибку заплатил жизнью, и не только своей.
Утопист Альенде шел к гибели шаг за шагом. Когда старался избежать
кровопролития любой ценой, даже после того, как стало ясно, что она будет выше
самой высокой цены гражданской войны. Когда позволил связать руки себе, своему
классу, своему народу. Когда дал разоружить свой народ. Можно сказать, что этот
Альенде действительно покончил с собой. Не 11 сентября, а много раньше.
Какой Альенде брал верх, зависело не только от него. Не только от Чили.
Если бы его страна обрела в мире 70-х прочную опору, как в начале 60-х Куба, революционер,
наверное, одолел бы в нем утописта. Но в истории, которая состоялась, он погиб
с оружием в руках. В последнем бою. Как подобает революционеру.
На траурном митинге в Гаване в том воистину черном сентябре Фидель
Кастро сказал:
«Президент не только
мужественно и твердо выполнил свою клятву умереть, защищая дело народа, но и
вырос в решающий час невероятно. Присутствие духа, выдержка, энергия,
способность руководить и героизм, проявленные им, достойны восхищения. Никогда
на этом континенте ни один президент не совершал такого драматического подвига.
Вот революционер!
Вот человек!
Вот как умирает подлинный боец!
Вот как умирает защитник народа!
Вот как умирает борец за социализм!»
